[TISHENKO]

«Самое противное, что действительно предупреждали», – это мысль не давала покоя, жужжала и материализовывалась прямо посреди комнаты.

Пишет Сулейман Шевченко в “Зоне Крым”.

Уже бывший глава Госсовета Крыма Владимир Константинов рассматривал свое перепуганное отражение в зеркале и размышлял о двух вещах. Первая – как он мог так просчитаться и поставить не на тех. Вторая – как бы напоследок провести последнюю аудиенцию с крымским министром спорта Кожичевой (возраст 30 лет, объём бёдер 115, характер прекрасный). Трёх минут хватило бы. Раньше хватало.

С улицы доносились звуки последнего дня русского мира на полуострове: визги хозяек, у которых бравые казаки отбирали последнее и покушались на сокровенное; рёв техники, направляющейся в сторону портов и Керченской переправы; непонятно откуда накрывшие город звуки украинских песен и издевательские распевы мулл. Симферополь просто на глазах становился Акмесджитом. «Тьфу, нечисть мусульманская. И хохлы ещё наплачутся с этими хизбут-тахрировцами. Те ж даже сала не едят», – дальнейший ход государственных мыслей был прерван ворвавшимся в кабинет главой Совмина Аксеновым. Внешность его претерпела некоторые изменения – гладко выбритая голова и явно приклееные усы не очень маскировали квадратную челюсть и плаксивый рот кретина. Из кармана брюк торчал свёрнутый в трубочку портрет Путина.

– Ну прям Софи Лорен. Серый, ну чего ты ещё тут? Вали живо отсюда, за тобой уже охота идёт. А на хера тебе этот хуй? – Константинов кивнул в сторону трубочки. Аксёнов удивленно посмотрел на свою промежность, а потом, догадавшись, радостно заржал:

– Не хуй, а хуйло, не путай, пан Костянтынив. На память. Да и мало ли что. Остановят в дороге какие-то правосеки-басмачи, то…

– Будет чем подтереться?

– Иди в пизду, – обиделся Аксёнов. – Просто порву. Скажу: «Салам, хлопцы, смотри чё нашёл». И съебусь.

– Нет, Серёнька, не выйдет. Твою интеллигентную мыку любой татарин под паранджой узнает. Просто молись. А где твои корефаны-грушники? Ты ж час назад должен был на их вертолёте вылететь?

Аксёнов, скептически рассматривающий в зеркало вислые усы, придававшие ему сходство с полысевшей от горя кавказской овчаркой, резко развернулся и пнул кожаный пуфик. Работники аппарата Госсовета присаживаться на этот предмет интерьера избегали и называли его «кресло имени Кожичевой». Сам Константинов хитро говорил «очень функциональная вещь».

– Эй, не порти мебель, – взволновался спикер.

– Укропам бережёшь? Или думаешь ещё разик использовать по назначению с министром спорта? Зря, она уже урыла с каким-то молодым метателем.

– Метателем чего? – машинально спросил опечалившийся Константинов.

– Палок! «Чего». Спрашиваешь ещё, – заржал глава исполнительной власти АРК, но вовремя заметив, что коллега начал нашаривать что-то в верхнем ящике стола, сменил тон на сочувственный. – Все они такие, Вовка. Чувствуют близкий конец. А мы с тобой сейчас, сам понимаешь, в центре мишени. Мои друзья с ксивами тоже уже все посмывались, сволочи. Хоть бы один предупредил.

Премьер раздраженно дёрнул себя за ус, который немедленно сполз. Окинув взглядом широкий стол, он нашёл тюбик канцелярского клея и стал восстанавливать маскировку.

– Вот всем был нужен Аксёнов, когда им блядей надо было куда-то тут селить, пока жены на Мальдивах, – продолжал он, параллельно обмазывая тусклой белёсой жидкостью губу, вызывая у собеседника еле уловимые ассоциации с министром спорта. – Или там земли дать к прибою поближе. Или поохотиться на дельфинов. А как сказало Хуйло «уходим», все в момент исчезли. Ну ничего, мы ещё…, – ус упорно на российском клее держаться не хотел. Премьер его с силой прижал, но подлая китайская шерсть всё равно отвалилась. Аксёнов в отчаянии плюхнулся на пуф и некоторое время тупо рассматривал немытый пол. На глазах появились настоящие слёзы. – Ну скажи, как так произошло?

Константинов помедлил с ответом, думая про себя, что кличка «Гоблин» для него слишком героическая. Лучше было бы «Гнус». Или «Хмырь». Или «Шнырь». Мерзкая харя, как раньше не замечал.

– Спрашиваешь, как? Отвечаю. Сначала нас наебали с независимостью. Потом с автономией. Потом с деньгами, водой и электричеством. Потом с зарплатами и ценами. А мы с тобой помогали им пиздеть, что всё прекрасно и мы богатеем день ото дня. А почему? А потому. Думали ж, что Россия на подъёме и всех победит. И что Путин знает, что делает. А он оказался такой же полоумный мудак, как и все, кто сидит в Кремле.

Спикер наслаждался своей ранее небывалой смелостью. Ещё неделю назад за такие слова он максимум через час уже висел бы в подвале на Франко,13 и давал признательные показания про работу на киевскую хунту. Но неделя оказалась самой богатой на события в жизни не только крымчан.

После первых голодных погромов в Поволжье, Сибири и Приуралье казалось, что обычный русский бардак быстро будет придавлен силовиками. Но хвалёные перекормленные силовики куда-то рассосались. Кто-то из них сам был недоволен, что в магазинах вдруг пропало всё. Кто-то понял, что Майдан в России будет пожёстче, чем у мягких по характеру хохлов, и вовремя залёг. А кого-то – чёрт его знает, может, и правда – купил проклятый Госдеп. Поэтому антиправительственные митинги в Москве мгновенно набрали миллионы участников. Тут и оказалось, что яиц, о которых так любил шутить великий лилипутин, у него и не было. Судьба Чаушеску и Каддафи стала настолько популярной темой для разговоров в каждой русской семье, что даже до неумного самовлюблённого кагебиста дошло, что надо выбирать. Или жизнь в алтайских бункерах, где тебя за деньги ЦРУ всё равно найдут бандеровские сволочи, или молодчики Саакашвили, или сирийские игиловцы, или правоверные дудаевцы, или черногорские спецназовцы… да мало ли. Или надо делать судорожные движения, глядишь, и прокатит. Выбрал движения. Так начался конец.

И понеслось. Сначала Украина вернулась на Донбасс. Не успели собрать кости Захарченко после случайного взрыва мусоропровода, как уже первые экипажи ОБСЕ в сопровождении хунтовских бетеров выехали на границу России. Повальное бегство бурятов с шахтёрскими трактористами сопровождалось вялыми перестрелками с танковыми колоннами «российских добровольцев», которые день и ночь пёрли на восток, загруженные телевизорами, тряпьём и вырванными с мясом кондиционерами. То, на что, казалось, нужны месяцы и годы, закончилось за три дня. Войска ушли, неандертальцы побросали железо и гурьбой растворились за горизонтом, на улицах от ДНР-ЛНР не осталось и воспоминаний. Горловские боевые бабки, не дожидаясь новой власти, развесили сине-жёлтые полотна на каждом столбе. За ночь каждый забор Донбасса был покрыт изображениями Порошенка, Бандеры, Турчинова и почему-то Оксаны Сыроид. При въезде в Донецк на стеллу с названием города коммунальщики торжественно водрузили мягкий знак. Репортаж с места события вёл корреспондент «Лайфньюз», который срывающимся от восторга голосом вещал: «Свершилось восстановление исторической справедливости, город обрёл прежнее гордое наименование -ДОНЭЦЬК». Тело корреспондента на следующий день было найдено повешенным на мягком знаке въезжающими в город военнослужащими ЗСУ. В городе Донецке на площади Ленина, срочно переименованной в майдан Шухевича, Верховного главнокомандующего Украины встречала вся городская элита в вышиванках с огромным транспарантом «Слава воїнам АТО, слава Україні». Горячие головы с числа организаторов предлагали во время церемонии встречи устроить ритуальное жертвоприношение Ходаковского, но украинская сторона воспротивилась. Бывшего командира батальона «Восток» решили подарить перевязанного сине-жёлтыми ленточками Ринату Ахметову, а при жертвоприношении ограничились Гиви. На церемонию жертвоприношения Гиви собралось на 10 тыс. народа больше, чем на похороны Мотороллы, что, по мнению журналистов телеканала «Россия24», свидетельствовало о «возрастающем гуманистическом потенциале жителей Донбасса». Съёмочная группа в полном составе в тот же день куда-то исчезла. Озабоченная её судьбой организация «Журналисты без кордонов» прекратила поиски после найденной в отеле записки «Прощайте все, кого оклеветали. Нам больше не придётся вас дурить». Следствие пришло к выводу, что журналисты испытали одновременное глубокое разочарование в профессии и подались в монастырь, предположительно, в Тибет. Найденные там же в номере 18 выбитых зубов и многочисленные остатки биологического материала, напоминающего мозги, не были следствием взяты во внимание, как несущественные. Ходаковского тоже больше не видели. Лишь чуть напуганные ветераны труда потом рассказывали, что видели привидение, которое замогильным голосом сообщило: «А последние слова РиЛе были: «Мы о чём с тобой, сука, договаривались». Но поскольку призрак явился аккурат после чествования Дня захисника Украины, то всё списали на некачественный контрафактный алкоголь.